Наталия Пашкевич
Подборка литературного материала «Зимушка — зима»
▼ Скачать + Заказать документы
Подборка литературного материала "Зимушка - зима".Методическая разработка в группе подготовительного к школе возраста. Разработала воспитатель ГБДОУ №52 Приморского района Санкт-Петербурга Пашкевич Наталия Викторовна.
Данная разработка знакомит детей с произведениями художественной литературы по теме «Зимушка-зима».
Расширяет представление детей о сезонных изменениях.
Развивает связную речь.
Стихи
Автор:Сергей Есенин
Поёт зима, аукает
Поет зима — аукает,
Мохнатый лес баюкает
Стозвоном сосняка.
Публикация «Подборка литературного материала „Зимушка — зима“» размещена в разделах
- Зима
- Литературная деятельность
- Темочки
- Конкурс для воспитателей и педагогов «Лучшая методическая разработка» декабрь 2019
Кругом с тоской глубокою
Плывут в страну далекую
Седые облака.
А по двору метелица
Ковром шелковым стелется,
Но больно холодна.
Воробышки игривые,
Как детки сиротливые,
Прижались у окна.
Озябли пташки малые,
Голодные, усталые,
И жмутся поплотней.
А вьюга с ревом бешеным
Стучит по ставням свешенным
И злится все сильней.
И дремлют пташки нежные
Под эти вихри снежные
У мерзлого окна.
И снится им прекрасная,
В улыбках солнца ясная
Красавица весна.
Автор:Сергей Есенин
Заметает пурга белый путь
Заметает пурга
Белый путь.
Хочет в мягких снегах
Потонуть.
Ветер резвый уснул
На пути;
Ни проехать в лесу,
Ни пройти.
Забежала коляда
На село,
В руки белые взяла
Помело.
Гей вы, нелюди-люди,
Народ,
Выходите с дороги
Вперед!
Испугалась пурга
На снегах,
Побежала скорей
На луга.
Ветер тоже спросонок
Вскочил
Да и шапку с кудрей
Уронил.
Утром ворон к березоньке
Стук…
И повесил ту шапку
На сук.
Автор:Константин Ваншенкин
Зимний лес
Зимний лес! От края и до края
Он застыл смолистою стеной,
Сердце беспокойное смущая
Неправдоподобной тишиной.
Он меня гнетет своим величьем,
Полным отрешеньем от всего
И высокомерным безразличьем
К жизни за пределами его.
Будто нет веселого сиянья
Городов, затерянных вдали,
Будто нет ни счастья, ни страданья,
Будто нет вращения Земли.
Лишь порой взлетает ворон круто,
Потревожив царственную ель,
И бушует целую минуту
Маленькая тихая метель.
Автор:Светлана Комогорцева
Зимний лес
Зимний лес в объятьях тишины
Задремал, укутав ветки снегом.
Будет спать спокойно до весны
Он теперь под серебристым небом.
Как он нынче сказочно хорош
В белоснежном праздничном убранстве!
Он и вправду, кажется, похож
На хрустально — ледяное царство.
Между сосен бродит Дед Мороз
Бородой за ветки задевая:
Побелели пряди у берёз,
Потому и роща вся седая.
Нахлобучив шапку набекрень,
Ель стоит в снегу, как в белой вате.
Серебром играет зимний день,
Отливая медью на закате.
Мне в лесу так дышится легко,
И кружатся мысли, как снежинки.
Оседая в сердце глубоко,
Из стихов сплетая паутинки.
Нагуляюсь досыта в лесу,
Надышусь, нарадуюсь сегодня.
И домой с собою унесу
Этот чистый воздух новогодний.
Автор:Елизавета Тараховская
Гуляя по лесу зимой
Гуляя по лесу зимой,
Мороз поднимет посох –
И снег повиснет бахромой
На соснах и берёзах.
Бредёт вдоль речки старый дед.
Тихонько стукнет посохом:
И снова чудо! – по воде
Пройдёт, как будто посуху.
Автор:Николай Гончаров
Намело, навьюжило
Намело,
Навьюжило.
Все деревья
В кружеве:
Снег на соснах,
На кустах,
В белых шубках ели.
И запутались в ветвях
Буйные метели.
Русские народные сказки
Зимовье зверей
Шел бык лесом, попадается ему навстречу баран.
— Куда, баран, идешь? — спросил бык.
— От зимы лета ищу, — говорит баран.
— Пойдем со мною!
Вот пошли вместе, попадается им навстречу свинья.
— Куда, свинья, идешь? — спросил бык.
— От зимы лета ищу, — отвечает свинья.
— Иди с нами.
Пошли втроем дальше, навстречу им гусь.
— Куда, гусь, идешь? — спрашивает бык.
— От зимы лета ищу, — отвечает гусь.
— Ну, иди за нами!
Вот гусь и пошел за ними. Идут, а навстречу им петух.
— Куда, петух, идешь? — спросил бык.
— От зимы лета ищу, — отвечает петух.
— Иди за нами!
Вот идут они путем-дорогою и разговаривают промеж себя:
— Как же, братцы-товарищи! Время подходит холодное, где тепла искать? Бык и сказывает:
— Ну, давайте избу строить, а то и впрямь зимою замерзнем.
Баран говорит:
— У меня шуба тепла — вишь какая шерсть! Я и так перезимую.
Свинья говорит:
— А по мне хоть какие морозы — я не боюсь: зароюсь в землю и без избы прозимую.
Гусь говорит:
— А я сяду в середину ели, одно крыло постелю, а другим оденусь, меня никакой холод не возьмет; я и так перезимую.
Петух говорит:
— И я тоже!
Бык видит — дело плохо, надо одному хлопотать.
— Ну, — говорит, — вы, как хотите, а я стану избу строить.
Выстроил себе избушку и живет в ней. Вот пришла зима холодная, стали пробирать морозы; баран делать нечего, приходит к быку.
— Пусти, брат, погреться.
— Нет, баран, у тебя шуба теплая; ты и так перезимуешь. Не пущу!
— А коли не пустишь, то я разбегуся и вышибу из твой избы бревно; тебе же будет холоднее.
Бык думал-думал: “Дай пущу, а то, пожалуй, и меня заморозит”,- и пустил барана.
Вот и свинья озябла, пришла к быку:
— Пусти, брат, погреться.
— Нет, не пущу! Ты в землю зароешься и так перезимуешь.
— А не пустишь, так я рылом все столбы подрою да твою избу уроню.
Делать нечего, надо пустить. Пустил и свинью. Тут пришли к быку гусь и петух:
— Пусти, брат, к себе погреться.
— Нет, не пущу! У вас по два крыла: одно постелешь, другим оденешься; и так перезимуете!
— А не пустишь, — говорит гусь, — так я весь мох из твоих стен повыщиплю, тебе же холоднее будет.
— Не пустишь? — говорит петух. — Так я взлечу наверх, всю землю с потолка сгребу, тебе же холоднее будет.
Что делать быку? Пустил жить к себе и гуся и петуха.
Вот живут они себе да поживают в избушке. Отогрелся в тепле петух и начал песенки распевать.
Услышала лиса, что петух песенки распевает, захотелось петушком полакомиться, да как достать его? Лиса отправилась к медведю да волку и сказала:
— Ну, любезные мои! Нашла я для всех поживу: для тебя, медведь, — быка, для тебя волк, — барана, а для себя — петуха.
— Хорошо, лисонька! — говорят медведь и волк. — Мы твоих услуг никогда не забудем. Пойдем же зарежем их да поедим!
Лиса привела их к избушке.
— Ну,- говорит она медведю. – Отворяй дверь, я вперед пойду – петуха съем.
Медведь отворил дверь, а лисица вскочила в избушку. Бык увидал её и тотчас прижал к стене рогами, а баран начал охаживать по бокам. Из лисы и дух вон.
— Что она так долго с петухом не может управиться? говорит волк. — Отпирай брат Михайло Иваныч, я пойду.
— Ну, ступай!
Медведь отворил дверь, а волк вскочил в избушку.
Бык и его прижал к стене рогами, а баран начал охаживать по бокам. И так его отделали, что волк и дышать перестал.
Медведь ждал-ждал, вошел в избушку, а бык да баран его также приняли. Насилу медведь вырвался да и пустился бежать без оглядки.
Мороз и заяц
Повстречались как-то в лесу Мороз и заяц.
Мороз расхвастался:
—Я самый сильный в лесу. Любого одолею, заморожу, в сосульку превращу.
—Не хвастай, Мороз, не одолеешь! — говорит заяц.
—Нет, одолею!
—Нет, не одолеешь! — стоит на своем заяц.
Спорили они, спорили, и надумал Мороз заморозить зайца.
И говорит:
—Давай, заяц, об заклад биться, что я тебя одолею.
—Давай, — согласился заяц.
Принялся тут Мороз зайца морозить. Стужу-холод напустил, ледяным ветром закружил. А заяц во всю прыть бегать да скакать взялся. На бегу-то не холодно. А то катается по снегу, да приговаривает:
Зайцу тепло, зайцу жарко! Греет, горит — Солнышко ярко!
Уставать стал Мороз, думает: «До чего ж крепкий заяц!» А сам еще сильнее лютует, такого холода напустил, что кора на деревьях лопается, пни трещат. А зайцу все нипочем — то на гору бегом, то с горы кувырком, то чертогоном по лугу носится.
Совсем из сил Мороз выбился, а заяц и не думает замерзать.
Отступился Мороз от зайца:
— Разве тебя, косой, заморозишь — ловок да прыток ты больно!
Подарил Мороз зайцу белую шубку.
С той поры все зайцы зимой ходят в белых шубках.
Лиса и волк
Одна лукавая лисица захотела поесть рыбки, а не знала, где взять; думала, думала да и вздумала лечь на дорогу. И вот едет мужик с рыбой; вдруг у мужика лошадь остановилась; мужик и говорит сам про себя: «Что бы это значило, что там лежит?» Пошел посмотреть; смотрит — лежит лисица; он ее пнул, а она будто околела; он ее взял и положил в воз с рыбой, да и закрыл рогожей. Едет мужик, радуется, что лисицу нашел славную: оттает, так снимет шкуру. А лисица в эту пору прогрызла дыру в санях да и спускает по рыбке в дыру, а мужик едет и ничего не замечает.
Вот лисица чуть ли не всю рыбу выудила из воза, выскочила из-под рогожи да и в лес.
Мужик как-то остановился, посмотрел — лисицы нет, да и давай реветь; ревел-то он, ревел, да что сделаешь! «Экая проклятая! Ведь отогрелась, черт ее возьми! Ну, не дорого дана, не больно и жаль!»
Он поехал вперед и не хватился рыбы. А лисица подобрала рыбку, сносила ее в свою лачужку да и лакомится. Приходит к ней волк и говорит: «Хлеб-соль, кумушка!» — «В хлев зашел, так двери ищи, куманёк!» — «Ой, милая кумушка, ты еще рыбку ешь?» — «Как же! Сегодня маленько, Бог дал, наудила!» — «Ой ли! Где ты удила?» — «В проруби, в проруби, мой миленький куманек!» — «А как?» — «Очень просто: только хвост погрузи в воду, так такие рыбины прицепятся, что любо-дорого! Чем дольше посидишь, тем больше наудишь; только не дергай скоро, дай заклевать; а если клевать не будет, то заговор читай: «Рыбка, клюнь — попади, меня за хвост потяни!»»
Куманек опрометью кинулся к проруби удить. Пришел и запустил хвост в воду. Вот сидит, сидит, а клева нет, да и только. И хвост у него так вмерз в прорубь, что и пятерым волкам не вытащить. Вот идет баба за водой и видит рыбака. Стала она сначала гнать его словами: «Пошел ты к черту, прожора! Нашел место хвост полоскать!» Но видит, что волк ни с места, подошла к нему и давай его коромыслом бить. Волк сколько ни ревел, ни бился, ни рвался, во все стороны ни метался, так хвост и не отрывался. А баба ему так набила бока, что, когда хвост оторвался, он кое-как уплелся.
А лисица в это время прибежала в избу, где жила баба, и давай из квашни тесто есть. Маленькие ребята испугались, забрались все на печь и говорят лисице: «Не тронь, не меси, лиса, квашню! Мамка сама хлеб испечет!»
Но лиса знай свое делает: ест тесто, да и только; наелась так, что бока еле несет, а рыло и уши — все в тесте. И убежала из избы. Пошла, легла на дорогу, по которой куманьку идти. Лежит и стонет, плутовка. Идет волк и говорит ей: «Нет, кумушка, плохой был лов; слава богу, только хвост проудил, а не голову! Ох, кумушка, а что это у тебя голова-то испроломана?» — «Молчи уж лучше, куманек, видишь, у меня голова вся испроломана коромыслом и мозг-от вышел!» — «Ой, бедная, нечего делать, садись на меня, увезу до двора!»
Волк везет ее и думает: «Не мне хоть одному досталось!» А лисица едет и похохатывает: «Хи, хи, хи, битый небитого везет!»
Вот волк привез лису домой и говорит ей: «Не нужно ли духовника, кумушка любезная?» — «Нет, куманек любезный, не волнуйся, мне теперь получше! А тебе не дурно ли, мой друг?» — «Да вот не знаю, скоро ли кровь перестанет капать из хвоста, больно!»
Лисица волку говорит: «Дай-ка я тебе заговорю кровь: как рукой снимет!» — «Заговори, кумушка!»
Она и давай заговаривать: «Встань на камень, кровь не канет; стань на кирпич, кровь закипит; у сороки боли, у вороны боли, у сыча всех шибче! Ну, куманек, если не отвалится, и так переболит!»
Морозко
Живало-бывало, – жил дед да с другой женой. У деда была дочка и у бабы была дочка. Все знают, как за мачехой жить: перевернешься – бита и недовернешься – бита. А родная дочь что ни сделает – за все гладят по головке: умница. Падчерица и скотину поила-кормила, дрова и воду в избу носила, печь топила, избу мела еще до свету… Ничем старухе не угодить – все не так, все худо.
Ветер хоть пошумит, да затихнет, а старая баба расходится – не скоро уймется. Вот мачеха и придумала падчерицу со свету сжить.
– Вези, вези ее, старик, – говорит мужу, – куда хочешь, чтобы мои глаза ее не видали! Вези ее в лес, на трескучий мороз.
Старик затужил, заплакал, однако делать нечего, бабы не переспоришь. Запряг лошадь: – Садись, милая дочь, в сани. Повез бездомную в лес, свалил в сугроб под большую ель и уехал.
Девушка сидит под елью, дрожит, озноб ее пробирает. Вдруг слышит – невдалеке Морозко по елкам потрескивает, с елки на елку поскакивает, пощелкивает. Очутился на той ели, под которой девица сидит, и сверху ее спрашивает:
– Тепло ли тебе, девица?
– Тепло, Морозушко, тепло, батюшка.
Морозко стал ниже спускаться, сильнее потрескивает, пощелкивает:
– Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная?
Она чуть дух переводит:
– Тепло, Морозушко, тепло, батюшка.
Морозко еще ниже спустился, пуще затрещал, сильнее защелкал:
– Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная? Тепло ли тебе, лапушка?
Девица окостеневать стала, чуть-чуть языком шевелит:
– Ой, тепло, голубчик Морозушко!
Тут Морозко сжалился над девицей, окутал ее теплыми шубами, отогрел пуховыми одеялами. А мачеха по ней уж поминки справляет, печет блины и кричит мужу:
– Ступай, старый хрыч, вези свою дочь хоронить!
Поехал старик в лес, доезжает до того места, – под большою елью сидит его дочь, веселая, румяная, в собольей шубе, вся в золоте, в серебре, и около – короб с богатыми подарками.
Старик обрадовался, положил все добро в сани, посадил дочь, повез домой. А дома старуха печет блины, а собачка под столом:
– Тяф, тяф! Старикову дочь в злате, в серебре везут, а старухину замуж не берут. Старуха бросит ей блин:
– Не так тявкаешь! Говори: «Старухину дочь замуж берут, а стариковой дочери косточки везут…»
Собака съест блин и опять:
– Тяф, тяф! Старикову дочь в злате, в серебре везут, а старухину замуж не берут. Старуха блины ей кидала и била ее, а собачка – все свое…
Вдруг заскрипели ворота, отворилась дверь, в избу идет падчерица – в злате-серебре, так и сияет. А за ней несут короб высокий, тяжелый. Старуха глянула и руки врозь…
– Запрягай, старый хрыч, другую лошадь! Вези, вези мою дочь в лес да посади на то же место…
Старик посадил старухину дочь в сани, повез ее в лес на то же место, вывалил в сугроб под высокой елью и уехал.
Старухина дочь сидит, зубами стучит. А Морозко по лесу потрескивает, с елки на елку поскакивает, пощелкивает, на старухину дочь поглядывает:
– Тепло ли тебе, девица?
А она ему:
– Ой, студено! Не скрипи, не трещи, Морозко…
Морозко стал ниже спускаться, пуще потрескивать, пощелкивать:
– Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная?
– Ой, руки, ноги отмерзли! Уйди, Морозко…
Еще ниже спустился Морозко, сильнее приударил, затрещал, защелкал:
– Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная?
– Ой, совсем застудил! Сгинь, пропади, проклятый Морозко!
Рассердился Морозко да так хватил, что старухина дочь окостенела. Чуть свет старуха посылает мужа:
– Запрягай скорее, старый хрыч, поезжай за дочерью, привези ее в злате-серебре… Старик уехал. А собачка под столом:
– Тяф! Тяф! Старикову дочь женихи возьмут, а старухиной дочери в мешке косточки везут.
Старуха кинула ей пирог: – Не так тявкаешь! Скажи: «Старухину дочь в злате-серебре везут…»
А собачка – все свое: – Тяф, тяф! Старухиной дочери в мешке косточки везут…
Заскрипели ворота, старуха кинулась встречать дочь. Рогожу отвернула, а дочь лежит в санях мертвая. Заголосила старуха, да поздно.
Два мороза
Гуляли по чистому полю два Мороза, два родных брата, с ноги на ногу поскакивали, рукой об руку поколачивали. Говорит один Мороз другому:
— Братец Мороз — Багровый нос! Как бы нам позабавиться — людей поморозить?
Отвечает ему другой:
— Братец Мороз — Синий нос! Коль людей морозить — не по чистому нам полю гулять. Поле всё снегом занесло, все проезжие дороги замело: никто не пройдёт, не проедет. Побежим-ка лучше к чистому бору! Там хоть и меньше простору, да зато забавы будет больше. Всё нет-нет, да кто-нибудь и встретится по дороге.
Сказано — сделано. Побежали два Мороза, два родных брата, в чистый бор. Бегут, дорогой тешатся: с ноги на ногу попрыгивают, по ёлкам, по сосенкам пощёлкивают. Старый ельник трещит, молодой сосняк поскрипывает. По рыхлому ль снегу пробегут — кора ледяная; былинка ль из-под снегу выглядывает, — дунут, словно бисером её всю унижут.
Послышали они с одной стороны колокольчик, а с другой бубенчик: с колокольчиком барин едет, с бубенчиком — мужичок.
Стали Морозы судить да рядить, кому за кем бежать, кому кого морозить.
Мороз — Синий нос, как был помоложе, говорит:
— Мне бы лучше за мужичком погнаться. Его скорей дойму: полушубок старый, заплатанный, шапка вся в дырах, на ногах, кроме лаптишек, — ничего. Он же, никак, дрова рубить едет. А уж ты, братец, как посильнее меня, за барином беги. Видишь, на нём шуба медвежья, шапка лисья, сапоги волчьи. Где уж мне с ним! Не совладаю.
Мороз — Багровый нос только подсмеивается.
— Молод ещё ты, — говорит, — братец. Ну, да уж быть по-твоему. Беги за мужичком, а я побегу за барином. Как сойдёмся под вечер, узнаем, кому была легка работа, кому тяжела. Прощай покамест!
— Прощай, братец!
Свистнули, щёлкнули, побежали.
Только солнышко закатилось, сошлись они опять на чистом поле. Спрашивают друг друга — что?
— То-то, я думаю, намаялся ты, братец, с барином-то, — говорит младший, — а толку, глядишь, не вышло никакого. Где его было пронять!
Старший посмеивается себе.
— Эх, — говорит, — братец Мороз — Синий нос, молод ты и прост! Я его так уважил, что он час будет греться — не отогреется.
— А как же шуба-то, да шапка-то, да сапоги-то?
— Не помогли. Забрался я к нему и в шубу, и в шапку, и в сапоги, да как зачал знобить! Он-то ёжится, он-то жмётся да кутается; думает: дай-ка я ни одним суставом не шевельнусь, авось меня тут мороз не одолеет. Ан не тут-то было! Мне-то это и с руки. Как принялся я за него — чуть живого в городе из повозки выпустил! Ну, а ты что со своим мужичком сделал?
— Эх, братец Мороз — Багровый нос! Плохую ты со мной шутку сшутил, что вовремя не образумил. Думал — заморожу мужика, а вышло — он же отломал мне бока.
— Как так?
— Да вот как. Ехал он, сам ты видел, дрова рубить. Дорогой начал было я его пронимать, только он всё не робеет — ещё ругается: такой, говорит, сякой этот мороз. Совсем даже обидно стало; принялся я его ещё пуще щипать да колоть. Только ненадолго была мне эта забава. Приехал он на место, вылез из саней, принялся за топор. Я-то думаю: тут мне сломить его. Забрался к нему под полушубок, давай его язвить. А он-то топором машет, только щепки кругом летят. Стал даже пот его прошибать. Вижу: плохо — не усидеть мне под полушубком. Под конец инда пар от него повалил. Я прочь поскорее. Думаю: как быть? А мужик всё работает да работает. Чем бы зябнуть, а ему жарко стало. Гляжу: скидает с себя полушубок. Обрадовался я. «Погоди же, говорю, вот я тебе покажу себя!» Полушубок весь мокрёхонек. Я в него забрался, заморозил так, что он стал лубок лубком.
Надевай-ка теперь, попробуй! Как покончил мужик своё дело да подошёл к полушубку, у меня и сердце взыграло: то-то потешусь! Посмотрел мужик и принялся меня ругать — все слова перебрал, что нет их хуже. «Ругайся, — думаю я себе, — ругайся! А меня всё не выживешь!» Так он бранью не удовольствовался — выбрал полено подлиннее да посучковатее, да как примется по полушубку бить! По полушубку бьёт, а меня всё ругает.
Мне бы бежать поскорее, да уж больно я в шерсти-то завяз — выбраться не могу. А он-то колотит, он-то колотит! Насилу я ушёл. Думал, костей не соберу. До сих пор бока ноют. Закаялся я мужиков морозить.
— То-то!
