Елена Павленко
Консультация по сопровождению группы с инклюзией
В группу пришёл новый ребёнок. Застенчивый, сторонится остальных детей, боится воспитателя. Мама ребёнка тоже застенчиво улыбается и прячется за косяк. Адаптация у всех… бывает…
И только при близком знакомстве становится понятно, что в ребёнком не всё так гладко. Внимания он к себе требует больше, подход к нему иной и опыт иной, и программа нужна иная… и сам он иной, инклюзивный…
Публикация «Консультация по сопровождению группы с инклюзией» размещена в разделах
- Консультации для родителей
- Темочки
- Конкурс для воспитателей и педагогов «Лучшая методическая разработка» февраль 2023
Замечательный термин введенный в 1994 г. Саламанкской декларацией о принципах, политике и практической деятельности в сфере образования лиц с особыми потребностями. По всем нормам, законам и правилам для этого определения есть чёткий свод понятий, которым должен соответствовать или не соответствовать ребёнок, чёткие требования, обуславливающие состояние, поведение и физическое состояние маленького человека.
Формально, пришедший ребёнок абсолютно здоров, он не проходил ПМПК и даже никак не «засветился» в психоневрологическом диспансере. И в группу он пришёл самый «обычный», в самую обычную группу…
Как же поступить воспитателю, который волей случая превратился в клинического психолога?
Обратим внимание на ребёнка.
Вот он, застенчивый, сидит в обнимку с любимой игрушкой и сторонится шумную группку детей. И чтобы наладить с ним контакт, необходимо, казалось бы, стать его другом. Близким, почти как мама.
Увы, это ошибочное мнение. Весьма глубокое заблуждение, в которое впадают и весьма опытные педагоги…
Тактика работы с инклюзивными детьми строится исключительно на постоянном контроле такого ребёнка, направлении его деятельности.
Это может быть мягкий контроль, когда ребёнок осознаёт последствия своих действий, но в силу рассеянности, флегматичности, он не в состоянии вести себя иначе.
Это может быть жёсткий контроль, когда ребёнку необходим наставник, который направляет его в трудных ситуациях, помогая ребёнку психоэмоционально или физически. В основном это метод работы с гиперактивными детьми, требующими повышенного внимания. И в большинстве случаев ребёнок, которого воспитателю представили как «инклюзивного» как раз имеет самый элементарный синдром дефицита внимания и гиперактивности (СДВГ).
Каждый вид контроля рассмотрим подробно на примере.
Я не рассматриваю здесь случаи, когда у ребёнка явно выраженные неврологические отклонения. Такими случаями должны заниматься всё-таки профильные ДОУ или, как минимум, ведение таких детей должно происходить под контролем профильного специалиста.
Но рассмотренные случаи с вполне поддающимся коррекции поведением, весьма показательны и поучительны, а главное, подобная коррекция осуществима в условиях обычной группы детского сада, силами воспитателя в рамках действующего ФГОС.
Вся работа проводится в тандеме: воспитатель – педагог-психолог.
Ну и как обычно пишут в таких случаях – все имена вымышленные и все совпадения случайны.
1. Диме 3 года, он любит играть со своей любимой машинкой и часами может «вжи-вжикать» на ковре, не обращая ни на кого внимания, если его никто не трогает. Если на Диму налетают его одногруппники, он выбирается из общей кучи и старается устроиться в уголке. Удивительно тихий, необидчивый мальчуган. Но «тихоня» он не всегда. Если Диму нужно включить в игру, в представление, провести занятие, сначала он делает вид, что не понимает вас, а затем, видя, что настырный воспитатель не отстаёт, пускается в плач, переходящий в надрывную, с всхлипыванием и содроганиями истерику. Нет, он не катается по полу и не размахивает руками и ногами, он просто плачет навзрыд, безутешно, горько и, главное, громко. Эдакая защитная реакция – не троньте меня. Проходит всё в одни момент. Стоит только отойти от него, как Дима понимает, что его никто не трогает и им никто больше не интересуется.
Как же заставить заниматься Диму, который прячется под свой эмоциональный купол? Воспитатель не может взять такого мальчугана на колени как его мама, пожалеть и дождаться когда он успокоится. Значит, единственный способ изменить его поведение – отвлечь, завладеть его вниманием, повести за собой.
Первое, что мы делаем, принимаем правила игры Димы. Педагог-психолог начинает с ним игру издалека: «Дима, какая у тебя красивая машинка! А у неё открываются дверки?».
Не сразу, но шаг за шагом, Дима показывает свою машинку, позволяет катнуть её. Когда взрослому позволено войти в игру, мы стараемся слегка изменить правила игры. «Дима, а давай поиграем за столом». И мы катаем машинку по столу.
Следующий шаг, педагог-психолог кладёт рядом лист бумаги и предлагает нарисовать Димину машинку. Выводим контур машинки. «Дима, а ты умеешь рисовать колёсико?», «А давай, нарисуем вместе. Ведь это твоя машинка, ты её лучше знаешь…».
Первые несколько занятий психолог проводила с Димой в своём кабинете, затем они переместились в группу.
Занятие за занятием, мы приучали Диму рисовать его игрушки. В это же время остальные дети в группе рисовали похожие задания, мы заранее обсуждали с психологом тематику занятий.
К концу первого месяца Дима с удовольствием лепил из пластилина вместе с другими детьми. В нём обнаружилось значительное упорство, он на удивление точно копировал образец, по которому работала группа. Шарики пластилина выкатывал ладошками до геометрической точности. А главное, он с интересом относился к любому занятию, не сторонился и не пускался в плач. Его первоначальная плаксивость оказалась защитной реакцией на стеснительность в непривычной для него обстановке. Не исключено, что его поведение исправилось бы и само по себе, но игровой момент многократно ускорил адаптацию Димы.
2. Оля – полная противоположность тихоне Диме. Не по годам рослая, она носится по группе, громко разговаривает, сбивает всех с ног, игнорирует оклики. На занятиях неусидчива, начав что-то тут же бросает, принимается за другое, третье… плохо получается рисовать, Оля водит по всему листу карандашом, зачёркивая кривыми всё пространство. Потом комкает, выбрасывает лист…
Понаблюдав некоторое время за Олей, замечаю, что ей нравятся ролевые игры, она с удовольствием играет в медсестру, в магазин. Роль выбирает водящую, Оля стремится быть лидером. Включаемся в игру.
- Оля, говорю я ей, ты продавец или кассир?
- Кассир, отвечает Оля.
- А у тебя есть деньги?
- Нет, растерянно отвечает Оля.
- А давай мы с тобой их сделаем сами.
Оля загорается энтузиазмом. Мы садимся за стол и рисуем деньги. Кружочки, крючочки… не сразу, но движения Оли становятся мельче, аккуратней. Понемногу игра в кассира стала начинаться каждый раз с рисования денег, стали подключаться другие ребята. Опять-таки очень важен тандем с психологом, мы продумали темы занятий, заготовили реквизит. На одном из занятий дети с восторгом занялись аппликацией «нарисованный магазин».
Убедившись, что Оля стала легко управляемой на занятиях, мы стали работать над её гиперактивностью. На этом этапе было решено прибегнуть к коллективной терапии.
Каждый раз, когда Оля начинает носиться по группе, воспитатель начинает проводить игровую минутку.
- Дети, внимание, начинаем мини игру «Замри».
Детям предлагается по команде замереть на месте. Надо ли говорить, что стремящаяся выиграть, Оля становится сам слух и замирает по малейшему слову…
Сравнивая поведение Оли за полгода, обнаруживаем, что девочка стала тише, внимательнее, у неё улучшилась моторика, появилась долгожданная усидчивость.
В заключении вернусь к самому понятию инклюзии, как к некоему «диагнозу», пугающему воспитателя. Следует чётко разграничивать психологические проблемы ребёнка, связанные с адаптацией в коллективе, стрессорами различного генеза, и сугубо медицинскими, клинико-психологическими, неврологическими нарушениями, диагностируемыми профильными специалистами. Во втором случае воспитателю необходимо ознакомиться с медицинской картой воспитанника, в первую очередь для того, чтобы адекватно оценивать действенность той методики, которой он, воспитатель, руководствуется в работе.
