Людмила Тимофеева
Эссе «Тифлопсихология в дореволюционной России»
Научный интерес к психологии слепых возник в России в 80-ые годы XIX в. Впервые мнение о необходимости специального изучения психики слепых было высказано в редакционной статье журнала “Русский слепец”. В этой же статье психика слепых впервые была выделена как предмет исследования и обсуждения.
Пробуждение интереса к психической жизни слепых в России было вызнано, во-первых, необходимостью разработки теоретических основ их воспитания и обучения и, во-вторых, осознанием значения исследований психики при сужении сенсорной сферы для общей психологии.
Публикация «Эссе „Тифлопсихология в дореволюционной России“» размещена в разделах
Зародившаяся в рамках общей психологии, психология слепых строилась на тех же основах, что и первая. Вместе с тем прикладной характер и главным образом база, на которой формировалась (стр. 35) тифлопсихология (официозные благотворительные и частные заведения для слепых, наложили на ее развитие своеобразный отпечаток. Эго своеобразие сводится в основном к полному преобладанию в ней идеалистической умозрительной философии.
Большое влияние на развитие русской дореволюционной тифлопсихологии оказала немецкая тифлопсихологическая школа. В тифлопсихологических исследованиях русских ученых нашли отражение два основных направления этой школы. Представители первою направления рассматривали психику слепых как совокупность психических процессов, развивающихся более быстрым темпом, чем это имеет место в норме. Представители второго направления говорили о хроническом недоразвитии психики слепых в связи с отсутствием у них ничем невосполнимых впечатлений.
Становление тифлопсихологии шло на фоне методологическою кризиса в психологии, возникшею в связи с имевшим место противоречием между экспериментальным характером исследований и субъективно - идеалистической методологией. Именно на этой позиции находились стоявшие у истоков русской тифлопсихологии А. А. Крогиус, В. И. Руднев, Г. И. Суров, выступавшие против материализма И. М, Сеченова, И. П. Павлова, А. Ф. Лазурского, В. М Бехтерева.
В результате в начале XX В. складывается своеобразный взгляд на предмет и задачи тифлопсихологии : предметом исследования считались (А. А. Крогиус, Г. И. Суров и др.) проявления “душевной” жизни, то есть по сути дела душа слепого, а задачей - изучение ее элементарных проявлений (ощущений, представлений, механической памяти). Что же касается “высших” проявлений душевной жизни (воли, чувств, способностей и т. д., то они объявлялись непостижимыми. Такого рода метафизический подход не только не способствовал четкому определению предмета науки, без которого она как таковая не существует, но и уводил исследователей в сто-рону от материализма, воздвигал искусственные препятствия на пути познания психики слепых как реального явления, имеющего материальную основу.
Такой подход определил и основные принципы тифлопсихологических исследований. В России складывается тип исследователя, сочетающего в себе метафизика (интроспекциониста) и эмпирика (экспериментатора) одновременно. При этом необходимо иметь ввиду, что сферы интроспективной и экспериментальной тифлопсихологии в науке того времени были строго разграничены: предметно-образное содержание сознания - ощущения, восприятия, образная память - было признано объектом экспериментального изучения, когда же речь заходила о высших психических функциях - мышлении, чувствах, воле и т. д., то здесь единственным методом познания считалась интроспекция. Характерной в этом отношении была позиция А. А. Крогиуса, который, отстаивая необхо-димость экспериментального изучения элементарных психических функций, вместе с тем утверждал, что высшие психические функции доступны только самонаблюдению, что “к тому, что есть в душе глубокого и важного, экспериментатор не должен, не имеет права подступать. А если бы он и попытался это сделать, то оказался бы бессильным, - дело в таких случаях не в эксперименте, а в понимании духовной жизни, в духовном прозрении”. (Труды Второго Bcepocсийского съезда по педагогической психологии СПб., 1910, С. 74)
Аналогичную позицию, занимал Г. И. Челпанов, утверждавший, что выявленные в эксперименте особенности ощущений, восприятий, внимания слепых накладывают на высшие психические функции особенный отпечаток, который в экспериментальном исследовании остается непостижимым. Подобные особенности, по мнению Г. И. Челпанова, могут быть раскрыты только при помощи самонаблюдения.
Одновременно нужно отметить, что применение экспериментальных методов было крайне ограничено и являлось вынужденной уступкой идеям и методам естественнонаучного направления, все более широко распространявшегося в русской психологии. Это подтверждается тем, что ни основные положения физиологического учения И. М. Сеченова и И. П. Павлова, ни психологические концепции В. М. Бехтерева, Н. Н. Ланге, А. Ф. Лазурского и других видных ученых-материалистов не нашли отражения и дореволюционной тифлопсихологии. Не были использованы в ней игравшие важную роль в развитии общей психологии идеи русских революционных демократов. Лишь отдельные авторы пытались рассмат-ривать психическую деятельность слепых с материалистических позиций (А. В. Сирилев, А. В. Владимирский и некоторые другие). Но их работы остались незамеченными и не оказали на отечественную тифлопсихологию практически никакого влияния.
Игнорирование достижений передовой философской и естест-веннонаучной мысли не могло не сказаться отрицательно на развитии (стр. 37) тифлопсихологии. Общий кризис естествознания отразился на ней значительно сильнее, нежели на других отраслях психологии. В первую очередь эклектичность, дуализм и непоследовательность методологических позиций тифлологов проявились в возникновении двух полярно противоположных концепций развития психики при сужении сферы чувственного познания.
Умозрительная философия интроспекционизма привела А. А. Крогиуса, Г. И. Челпанова. A.M. Щербину и других исследователей к выводу об ускоренном у слепых по сравнению с нормой развитии высших психических функций: логической памяти, произвольного внимания, мышления, речи, воображения и т. д. Подобное развитие объяснялось ими сокращением количества внешних воздействий и, следовательно, возможностью их проникновения в “фиксационную точку сознания”, что якобы способствует его сосредоточению и активизации, ведет к “углублению и просветлению духовной жизни”.
Совершенно противоположный взгляд на психику слепых развивали Г. П. Недлер, В. И. Руднев, Г. И. Суров. Сущность его заключилась в том, что слепота накладывает отпечаток на все стороны телесной и духовной жизни слепого, проявляется в хронической бедности и малосодержательности последней, отсутствии представлении о пространстве, наличии специфических характерологических и волевых качеств, дурных привычек и т. д.
Несмотря на то что перечисленные взгляды на развитие психики диаметрально противоположны, их объединяет односторонность и узость умозрительного подхода, хотя в первом случае он базировался на рационалистической философии идеализма, а во втором - преимущественно на материалистическом сенсуализме. И в том и в другом случае в основе подхода лежит главная аксиома интроспекционазма, и та и другая концепции разрывали и противопоставляли чувственное и логическое. Эти концепции лишь углубляли кризис тифлопсихологии, оказывали отрицательное воздействие на практику воспитания и обучения слепых.
Концепция ускоренного развития высших психических функций явилась основой для разработки в специальной педагогике методов вербального обучения, которые, как отмечал впоследствии Л. С. Выготский, “нигде не пустили таких глубоких корней, как в тифлопедагогике”, и нанесли последний труднооценимый ущерб, задержав ее развитие на долгие годы. Упомянутая концепция (стр. 38) получила чрезвычайно широкое распространение. Ее влияние ощущалось вплоть до 50-ых годов.
Вербализм вел к разрыву чувственных и понятийных знаний, к формированию “лжепонятий” (Л. С. Выготский) и развитию формального мышления, которое ошибочно трактовалось как логическое. В конечном итоге вербализм знаний затруднил приспособление слепых к практической деятельности.
Что касается второго направления, то оно, утверждая хроническое недоразвитие высших психических функций, ориентировало педагогов на механическое развитие сохранных анализаторов путем тренировки и способствовало распространению в дореволюционной школе различных модификаций систем воспитания сенсомоторной культуры (Фребель, Монтессори и др.). Очевидно, что и такой путь обучения слепых тоже не способствовал развитию психики, поскольку при этом не учитывалась возможность компенсации в сфере мышления и речи и их обратного влияния на чувственное познание.
Углубление кризиса в тифлопсихологии, выразившееся в воз-никновении двух по содержанию эклектичных и противоречивых, а по сущности своей антиматериалистических и реакционных концепций, привело к резкому спаду интереса к психологии слепых.
Разумеется, спад интереса к психологии слепых объясняется не только тем методологическим тупиком, в который зашла тифлопсихология. Возродить интерес к тифлопсихологии, и придать ей действенный характер можно было только на новой естественнонаучной основе, применив новую, диалектико-материалистическую методологию. К новому этапу своего развития тифлопсихология, как и психология общая, пришла, будучи, по выражению П. П. Блонского, “ярко ненаучной психологией”, стоящей на шаткой метафизической платформе, с багажом эмпирического материала, требующим пересмотра с новых методологических позиций,
